Тимонг Лайтбрингер - Людям Настоящего [проза]

Федор : - Вот это да ! То что ж за дело ? Недавно пташка еще пела – а ныне спрятались как будто … я полагаю, это утро ?

В.В.П. : - Сие, конечно же, Нью-Йорк ! Напоминает, впрочем, морг … Ушли все с улиц эти люди … о нет, они не в Голливуде !

Федор : - А кто, позвольте, все снимал ?

В.В.П. : - То оператор наш летал !

Федор : - Вот это да ! Сие возможно ?

В.В.П. : - Сия возможность непреложна !

Федор : - Способны люди так летать, подобно птицам небо знать ?

В.В.П. : - Летает парочка теперь – не тесно в небе, уж поверь.

Федор : - Понятно, хм … а где же люди, раз мы уж все не в Голливуде ?

В.В.П. : - Как тараканы все в домах – обуревает всех их страх ! Они почуяли как будто, что в мир нисходит вечно утро …

Федор : - Как тараканы при свете огня прочь разбежались все, ноги сломя ? Делают что же они вот сейчас ?

В.В.П. : – Молятся дружно при света лучах. Просят простить все их прошлы грехи – чуют, от Рая что все ж далеки. Знают, видать, ожидает что многих – просят простить всех их грешных, убогих …

Федор : - Неужто все в Бога поверили все же ? То на людей как-то вот непохоже …

В.В.П. : - Федор, вы вспомните, кто их снимал !

Федор : - Ваш оператор по граду летал ?

В.В.П. : - Типа того, Федор, типа того … в камеру видите рожу его ?

Внезапно перед телезрителями появляется изображение улыбающейся румяной рожи оператора. Рожа высовывает язык, и, кажется, дразнит телезрителей. Затем в камере появляется крупным планом рука, которая приветливо всем машет.

В.В.П. : - То оператор наш Иван - он облетал уж много стран !

Федор : - С небес к ним птица вот спустилась … а самолеты ?

В.В.П. : - Прекратилось !

Федор : - Они что, сбить его боятся ?

В.В.П. : - От изумленья все стыдятся !

Федор : - Все то, учил что в институте … законы физики …

В.В.П. : - Забудьте ! Вот, Новый Мир встречает нас, Господь услышал ведь наш глас …

Федор : - Можно нам глянуть, где физики наши ? Дружно толкутся у грязной параши ?

В.В.П. : - Иван, кажите институт ! Они все в стенах его тут.

Камера внезапно дергается, резко плывет куда-то вниз, вверх, снова вниз и вверх, все набирая скорость, а затем в последний раз ныряет вниз и влетает в открытые двери какого-то здания, пару раз ныряет по коридорам, а затем застывает в неподвижности. Перед телезрителями раскрывается огромный зал, заполненный людьми в белых халатах и очках. Стоящие у стен люди дружно, как будто по команде, с периодичностью раз в несколько секунд ударяются лбами об стены зала, что сопровождается глухим звуком, немного напоминающим “бом !”. Тем, кому повезло меньше и не досталось стен, стоят на коленях посреди зала, и с не меньшим упорством прикладываются лбами к каменному полу с примерно схожей периодичностью. Зрелище удручает и завораживает одновременно.

Федор : - То непотребство прекратить, ведь могут все ж себя убить !

В.В.П. : - У них депрессия, видать. Но что с неверящих нам взять ?

Федор : - Умы их все же пригодятся. Надеюсь, муки прекратятся.

В.В.П. : - Себя познать все ж не стремятся … их ум врагом им может статься.

Федор : - То сделать можно лишь душой, а не их умственной лапшой !

В.В.П. : - Поймут, надеюсь, скоро то. Посмотрим дальше мы про что ?

Федор : - Священник где у нас теперь, коль не стучит овца уж в дверь ?

В.В.П. : - Иван, про то давайте глянем, идут как овцы к Богу сами !

Камера вновь меняет ракурс, вылетает из здания института, петляя узкими и извилистыми коридорами, взмывает в небеса и несется в белесых облаках, периодически глядя как будто на солнце удовольствия ради. Затем резко пикирует вниз, едва не врезавшись в украшающий верхушку здания крест, и влетает в открытые врата какого-то большого храма. Перед зрителями раскрывается достаточно интригующая картина : единственный оставшийся в храме священник делает, кажется, что-то невообразимое. Он то периодически берет в ладони пригоршни “святой” воды и “пробует” ее на язык, стремительно морщась и что-то невнятно шепча себе под нос; то снимает висящий на шее крест и ударяет им себя по лбу, прикрикивая “Аминь” для пущего эффекта; то подходит к произвольной иконе, и начинает “строить ей глазки”; то садится на пол в позе лотоса и начинает выбивать чечетку на обвешивающих его тело крестах, ожерельях и прочей бижутерии; то с воплями “Сгинь, кому говорю !” начинает носиться по залу, грозясь кому-то невидимому позолоченным крестом. Зрелище пугает, интригует и завораживает одновременно.

Федор : - Он не сошел ли там с ума ?

В.В.П. : - То ритуальная чума !

Федор : - Все ритуалы перепутал, как будто бес его попутал ?

В.В.П. : - Давно их уж попутал бес, исчез для них весь мир чудес, и даже глупый ритуал сегодня весь он переврал !

Федор : - Не будет коль у них овец, то жлобству уж придет конец ?

В.В.П. : - С себя пусть шерстку постригут, и злато сбросят где-нить тут.

Федор : - Тельцу они все послужили, попировали и пожили – а чем платить придется им ?

В.В.П. : - Мы это в тайне сохраним !

Федор : - Ну, хорошо, а что теперь ? Пойдем к политику мы в дверь ?

В.В.П. : - Мой друг, зачем в нее ходить - овес чтоб жрать, да водку пить ?

Федор : - Овес и водка ? Вот так дело ! Братва вся на диету села ?

В.В.П. : - Давно, мой друг, давно уже ! Они ж все яйца Фаберже отдали гражданам все в руки, скрипя зубами “Ешьте, суки !”.

Федор : - Вот ведь – и правда ! Сие чудеса !

В.В.П. : - Здравствуй, политик ! Отведай овса !

Федор : - Сточили зубки то свои, боясь увидеть миг зари ? Иль озаренье снизошло, своих делищ познали зло ?

В.В.П. : - Они увидели Ивана, когда пикировал он рьяно ! Да и к тому же в своих снах могилки видели и прах. Им показали, что их ждет – теперь то знают наперед.

Федор : - Скупой тот рыцарь побелел, раздал все злато, в лужу сел ?

В.В.П. : - Примерно так, примерно так … политик наш ведь впрямь дурак. Уйдет со сцены скоро он – пора на сон, на вечный сон.

Федор : - А коль раздаст свое все злато ?

В.В.П. : - Душа дарить должна быть рада ! А он к себе все в нору греб и заработал себе гроб.

Федор : - Подарит может что-то где-то … дарить – хорошая примета !

В.В.П. : - Примета всяка хороша, коли чиста твоя душа.

Федор : - Овес не будем с ними есть - невелика та, право, честь. Давайте глянем под конец на медицинский мы венец ! Тела спасали лишь они – что стало с ними в наши дни ?

В.В.П. : - Иван, кажите нам сюжет, небесный наш апологет !

Камера вновь меняет ракурс, отворачиваясь от беснующегося священника, вопящего “Лети, лети отседова, нечистый !”, вылетает в раскрытые храмовные врата и устремляется к небесам. Некоторое время зритель может наблюдать сменяющие друг друга далеко внизу пейзажи, начиная от лесных массивов и кончая бесконечными, казалось бы, дорогами, уводящими неведомо куда и, главное, неведомо зачем, а затем начинается традиционное резкое пикирование и перед зрителями раскрывается картина загородной свалки. Огромной, знаете ли, свалки – можно даже сказать картина всеобщего свалища. Отчетливо видно, как к свалке выстроилась целая колонна машин, соревнующихся друг с другом в праве опорожниться как можно быстрее. При “облегчении” очередного мусоровоза становится отчетливо видно, как из его кузова выкатываются и сваливаются в итак уже изрядно большие кучи каких-то таблеток всех форм и расцветок, каких-то пакетиков с порошками, каких-то, наконец-таки баночек и колбочек с всевозможными микстурами и настоечками. Все это лекарственное барахло дружно стекает вниз с вершины кучи, на которую происходит выгрузка, звеня и как будто цокая невидимыми копытцами. Картину довершают шествующие тут и там пешком между кучами огненосцы с факелами, которые настойчиво и методично стараются отправить все это выгруженное барахло на съедение огню.

Федор : - Гори-гори ясно, чтобы не погасло !

В.В.П. : - Глянь-ка в небо – Ваньки летят и пробирочки звенят !

Федор : - Как приятно вспомнить детство, годы духа малолетства – и узреть сейчас уж вновь к сим лекарствам всю “любовь” !

В.В.П. : - Друг друга лечат люди наши, и медицинской им параши не нужно более уже – почти яиц как Фаберже !

Федор : - Яиц знатна, конечно, тема … но в медицине перемена, гляжу, однако же, видна – и даже, право, не одна !